Генезис (1998)

Он болен. Не чахоткой, не банальным гриппом или вакхическим СПИДом, и совсем не роковым раком. Он болен самой ужасной из всех существующих болезней, которые лишь возможны в этом мире для людей. Он болен Любовью, которая завладела его разумом, поработила его тело, и даже после трагической смерти вечной возлюбленной ему не будет покоя ни секунды, ни минуты, ни часа, ни дня. Годы растянутся в бесконечный любовный траур, став его мономанией. И вот уже в гомогенной плоти, рождаемой из холодного мрамора и теплой глины, видны женские очертания. Его некогда мертвой жены. Завершающая часть «Трилогии Любви и смерти» радикального испанского кинематографиста Начо Серды, фильм «Генезис» 1998 года, в отличии от коматозного «Пробуждения» и некрофилическо-нигилистического «Послесловия», совершенно очищен от шелухи кинематографической эксплуатации и аберрантности. Выросший на почве сюрреализма и некрореализма, «Генезис» подобно финальному аккорду придает любви столь необходимый признак возвышенности, приближенности человека влюбленного к божеству, равному высшему Богу. И человек, преисполненный этого чувства, сам способен противостоять процессам, которые, казалось бы, должны прервать томление возлюбленных. Он бросает вызов смерти. Мысль режиссера при этом достаточно понятна и прозрачна, легко дешифруема в нарочито символическом видеоряде в иссиня-холодных тонах: боль, порожденная любовью, неизлечима; потеря любимой невосполнима, а душевный вакуум с каждой минутой пребывания в четырех стенах все больше превращается в стигийский грот, ведущий в никуда. До определенного момента. И Мужчина, лишь пребывающий на долгом пути собственного излечения от роковых любовных ран и эротических страданий, трансформируется в Творца и Демиурга, регенерирующем из мертвого белого камня и пустой материи Ту, ради которой он и так готов на все. Начо Серда возводит хоррор до статуса незыблемого произведения искусства. Порочного в своей привлекательности разрушенных табу. Речь идет, конечно, не о полной деконструкции жанра как такового, но об определенном мастерски исполненном переосмыслении хоррор-традиций, ставших явственным предметом нетривиального арт-перформанса без уродливых деформаций и изощренных политональных постмодернистских вывихов. Вся «Трилогия Любви и смерти» от Начо Серды пропитана мощной философией Танатоса, притчевой условностью и шокирующим натурализмом и даже «Генезис» лишь отчасти кажется кровавой симфонией новых Пигмалиона и Галатеи, ибо для Начо Серды нет более прекрасного и ужасного чувства, кроме любви, рожденной в страданиях и не находящей успокоения и умиротворения. Ни среди живых, ни среди мертвых. Терзающей и до, и до после и не отпускающей своих жертв, поддавшихся сладкому безумию любовной отравы.